Рулетка
1
У Криса Донахью был кризис: творческий, семейный, финансовый. Отсюда и проблемы: алкоголь, женщины, долги, ненависть детей, измены жены. Одна измена, если быть точным, хотя Донахью было плевать. Если бы Сара собрала вещи и ушла к любовнику Лари Барковски, он не заметил бы этого, по крайней мере, попытался бы притвориться, что не заметил. Но Сара не уходила. Наоборот, она хотела жить в их доме. Она и пара ребятишек, бегущие к своему совершеннолетию семимильными шагами. Они даже начали делать ремонт… Поэтому Донахью решил, что должен уйти он. Уйти, убежать, улететь.
Он не знал, почему выбрал Гавайи. Просто в голову на тот момент не пришло ничего другого. Да и билет на ближайший рейс, когда он приехал в аэропорт, был только до Гавайев. Так что выбора особенно и не было. Так, по крайней мере, казалось на тот момент Донахью.
2
Он остановился в небольшом отеле под названием «Маленький Рай» недалеко от пляжа. Обещанный кондиционер не работал, и Донахью приходилось довольствоваться установленным под потолком вентилятором. Идей не было. По крайней мере, тех идей, за которые ему когда-то платили. Последний аванс под несуществующую книгу, Донахью взял у издателя перед тем, как покинуть Калифорнию. Взял, клятвенно обещая, что не вернется без книги. Что ж, выходит он не собирался возвращаться вовсе. Оставалось лишь подсчитать, насколько хватит полученных денег, а потом… Донахью не знал, что будет потом.
3
Несколько раз он звонил домой и говорил Саре, что пишет книгу. Она говорила, что ждет его. Донахью кивал, не возражая взаимной лжи и сжимая в кармане рукоять купленного револьвера. Вот только бы знать, зачем он его купил. Донахью не помнил, как купил. Просто проснулся однажды утром с сильным похмельем, чернокожей девушкой в кровати и револьвером под подушкой. Девушка проснулась, увидела оружие в руках Донахью и испуганно открыла рот, собираясь закричать.
- Это твое? – спросил Донахью.
Она покачала головой.
- Значит, мое.
Он сунул револьвер под подушку и начал одеваться. Девушка соскочила с кровати и выбежала из номера раньше, чем Донахью успел натянуть штаны. Он закурил, сделал себе выпить и, подойдя к открытому окну, стал смотреть, как женщины на пляже играют в волейбол.
4
Жустин. Она появилась внезапно. Молодая и необычайно гибкая. С копной ярко-рыжих волос и французским акцентом. Она была младше Донахью почти вдвое, но его это не волновало. Особенно в первую ночь. Да он вообще не помнил, как познакомился с ней. Не помнил так же, как не помнил, как и где купил свой револьвер.
- Так и чем ты занимаешься? – спросила она, когда наступило утро.
- Здесь или вообще? – спросил Донахью, делая два стакана с коктейлем. – Если здесь, то пью, если вообще, то… - он посмотрел на Жустин и честно признался, что когда-то был писателем.
- Как это был?! – оживилась она. – Писателем нельзя стать, щелкнув пальцами, если, конечно, речь не идет о графоманах.
Они спорили какое-то время, затем занялись любовью, снова поспорили, заказали обед в номер, выпили и опять занялись любовью.
5
Идея. Она пришла внезапно. Донахью закурил, обернулся, посмотрел на Жустин и начал рассказывать, импровизируя на ходу. Он был сыт, пьян и полностью сексуально удовлетворен.
- Интересная мысль, - сказала Жустин. – Сырая, но интересная.
- Да, - согласился Донахью. – Только жаль, что всего лишь мысль.
- Что это значит?
- Это значит, что я не стану об этом писать.
- Почему?
- Потому что не стану и все, - он сделал себе выпить.
Какое-то время они молчали.
- Хочешь, я буду писать вместо тебя? – неожиданно предложила Жустин.
Донахью рассмеялся.
- Я серьезно, - сказала Жустин.
- Да что ты понимаешь в этом?
- Я читала твои книги.
- Вот как? И что? Теперь ты думаешь, что можешь писать, как я?
- Немного. У тебя простой стиль. Я смогу его скопировать, а остальное ты подскажешь мне. Ты ведь знаешь, с чего начать? Знаешь. Расскажи, как ты это видишь, а я запишу…
6
Донахью смотрел на предложение, как на шутку. Первую неделю, вторую, третью… Шутка затягивалась, и Донахью начинал неосознанно верить в странный поворот судьбы. Даже снял другой номер, чтобы Жустин могла работать в отдельной комнате, пока он пьет и развлекается с женщинами, имен которых утром не сможет вспомнить. Лишь слышно было, как стучит в соседней комнате печатная машинка, купленная в местном ломбарде. Некоторым женщинам становилось интересно, и они спрашивали у Донахью о Жустин. Он говорил им, что она его сестра. Говорил то, чего хотела от него сама Жустин. Она не ревновала его. Ей было плевать. «Наверное, просто чокнутая!» - думал Донахью, но если это действительно было так, то ему нравилось это безумие настолько, что на второй месяц их знакомства он уже начал бояться, что однажды придет, а Жустин не будет в его номере. Она уйдет куда-нибудь, забыв о нем. Уйдет к другому. К более молодому, более желанному.
7
Этот страх заставлял Донахью все больше и больше пить. Шутка стала реальностью, а реальность вдруг превратилась в самое желанное безумие.
- Кто ты такая, черт возьми?! – хотел спросить Донахью, но не спрашивал, не решался, не осмеливался, лишь робко заглядывал в комнату Жустин и извинялся, что снова пьян.
- Это неважно, - говорила она, затем осторожно спрашивала, есть ли у него новые идеи.
- Есть! – радостно заявлял Донахью и, осторожно садясь на стул, выкладывал все, что накопилось в его голове за день.
Жустин слушала, кивала, смотрела куда-то вдаль, в пустоту. «А у нее чертовски хорошая память!» - думал Донахью не без тени светлой зависти, хотя в молодости у него, возможно, была такая же хорошая память. Может и сейчас еще была, вот только он сам уже перестал в это верить.
- Это все? – спрашивала Жустин, когда он смолкал дольше, чем на пять минут.
Донахью мялся, стеснялся, словно ученик, невыучивший урок. Злился на себя, злился на женщину, с которой провел слишком много времени, на выпивку, затуманившую разум, на весь мир, за то, что он такой шумный…
- Тогда уходи, - говорила Жустин. – Или проспись… или выпей еще и найди женщину получше той, что приводил вчера.
8
Так прошли два долгих месяца сладкого безумия. Время, за которое Донахью выпил, наверное, весь местный бар и познакомился со всеми женщинами в округе. Он побывал в местной тюрьме, после того, как чуть не избил одну из своих женщин, которая, устав от стука печатной машинке в соседней комнате, сказала ему пойти к Жустин и велеть ей заткнуться. В тюрьме он провел три дня, затем вышел, заплатив штраф. За это время в голове созрел еще десяток идей, правда Жустин отвергла больше половины из них, снова отправив его в бар за женщиной и выпивкой.
- Кажется, так ты соображаешь лучше, - сказала она.
Донахью не стал спорить. Немного обиделся, но уже после первой рюмки рома забыл обо всем, кроме шума веселья и радости сладкого безумия.
9
Все закончилось как-то внезапно. Донахью проснулся на рассвете. Приведенная им женщина спала. Ей было около тридцати, и бурная ночь оставила на лице свой отпечаток. Донахью закурил, заглянул в комнату Жустин. Печатная машинка стучала, и он, налив себе выпить, долго сидел в стороне, наблюдая за Жустин, за ее пальцами, за клавишами печатной машинки, за выражением глаз Жустин, за тем, как поджимает она свои губы.
- Знаешь, я тут подумал… - начал было Донахью, когда стук печатной машинки стих.
- Я закончила, - оборвала его на полуслове Жустин.
Она потянулась, вынула из печатной машинки последний лист.
- Ты что? – Донахью недоверчиво подался вперед, решив, что ослышался.
- Книга готова, - Жустин сдвинула рукопись на середину стола. – Теперь осталось лишь выяснить, чья она.
- Что?
- Кому из нас она принадлежит, - Жустин положила поверх рукописи купленный Донахью револьвер. – Знаешь, как играют в русскую рулетку?
Он кивнул.
- Тогда возьми его и нажми на курок.
- Там одна пуля?
- Да.
- Я могу провернуть барабан?
- Конечно.
- Ладно, - Донахью улыбнулся – безумие продолжалось и это ему нравилось.
- Можешь выпить еще немного для смелости, - сказала Жустин, когда он приставил дуло к своему виску.
- Да я и так уже пьян, - сказал Донахью и нажал на курок, услышал щелчок и улыбнулся, возвращая револьвер на рукопись.
- Везучий, - Жустин улыбнулась в ответ.
Донахью закурил. Жустин нажала на курок. Снова щелчок.
- Все интересней и интересней, - Донахью взял револьвер. Рукоятка нагрелась и теперь он больше не чувствовал холода стали, исходившей от оружия.
- Жми на курок! – поторопила Жустин.
Донахью подчинился, услышал еще один щелчок, но улыбнуться уже не смог.
- Ты боишься, - подметила Жустин. – Вижу это в твоих глазах.
Донахью пожал плечами, затянулся сигаретой. Руки у него дрожали.
- Я тоже боюсь, - призналась Жустин, прижала дуло к виску и спустила курок.
10
От громыхнувшего выстрела заложило уши. Звякнуло стекло, в соседней комнате вскрикнула женщина. Донахью зажмурился, попытался открыть глаза, но не смог.
- Что случилось? – спросила женщина, которую он привел в эту ночь в свой номер.
Она поднялась с кровати и теперь стояла в дверях, прикрываясь одеялом. Ее голос приводил в чувства, трезвил.
- Случилось? – Донахью растерянно огляделся.
В комнате никого не было кроме него. Лишь на столе стояла старая печатная машинка да лежала рукопись.
- Ты что выстрелил в окно? – спросила женщина, увидев оружие в его руке и разбитые стекла на полу.
- Наверно, - Донахью осторожно убрал в ящик стола револьвер.
- Ты не нормальный? – спросила женщина. – Мне лучше уйти?
Голос ее звучал неестественно монотонно. Донахью молчал.
- Крис?
- Крис… Это хорошо, что ты помнишь мое имя, - сказал он, не глядя на нее.
- Так мне уйти или нет?
- Как хочешь.
- Тогда я останусь, сейчас сложно поймать такси, а мне… - она еще что-то говорила, но Донахью уже не слышал ее.
- В следующий раз она точно победит, - тихо сказал он, глядя на стул, где сидела Жустин. – Обязательно победит.
Морской бриз ворвался в разбитое окно, колыхнув шторы.
- А я проиграю, - сказал Донахью, осторожно убирая рукопись в ящик стола поверх револьвера. – Вот только у меня не будет второго шанса…
Он повернулся и посмотрел на стоявшую в дверях женщину.
- Думаю, нам нужно выпить, - сказал он. – Выпить, а потом заняться любовью. Пока ты еще здесь… Пока мы еще здесь…